Так устроен человек, что где бы он ни жил, вольно или невольно начинает познавать окружающий его мир, пытливо заглядывая во все уголки своего края, стараясь найти что-то новое, необычное, или, наоборот, старое, давно забытое. Всегда будут находиться люди, которые пожелают знать больше того, что видят и слышат вокруг. Таких людей называют краеведами.

Всех увлеченных историей своего края уральцев и приглашаю заглянуть в наш удивительный бажовский уголок Среднего Урала – город Полевской.

Мимо автовокзала в городе Екатеринбурге идет улица 8 Марта. С нее и начинается путешествие в один из самых замечательных уральских городов. Первым по дороге в Полевской встречается село Горный Щит. О древности села говорит даже его название. Основано оно было еще в начале XVIII в. как крепость для защиты Уктусского завода от башкирских набегов.

В середине пути откроется великолепный вид на Макаровское водохранилище и обелиск, установленный на условной границе Европы и Азии. Вдали, на горизонте, будет синеть красавица Азов-гора, овеянная тайнами и легендами. Это место удивительно еще и тем, что именно здесь знаменитая река Чусовая, текущая до этого с юга на север, резко поворачивает на запад, перерезая Уральский хребет. Это вообщ единственная река, перерезающая Уральские горы с востока на запад.

После Красной Горки станет виден Северский трубный завод. Первое ощущение – будто поселок находится в огромной чаше-яме. Слева, за речушкой Красногоркой, снова встретится Чусовая, подбегающая к самой дороге. Прячась по зарослям черемухи и осинника, она бежит по всей восточной части города.

Так сложилось, что северная часть Полевского – Северский поселок, построенный в 1735-39 гг., т.е. позже самого Полевского, встречает приезжего первым.

Северский завод, как и Полевской, был построен казной, но развитие получил уже после передачи его в частное владение Алексею Федоровичу Турчанинову в 1959 г.

Но не с центра начну я свой рассказ о легендах, байках и преданиях, живущих в народе, а с исчезнувшего поселка Первомайский.

Меняется облик города. Исчезли навсегда такие старые поселения, как Шамага, Октябрьский, Мыс, Криолитовый, Первомайский. Северский завод расширился и вытолкнул со своей территории старинную дорогу, и теперь красивая и удобная магистраль идет вдоль Северского и Штанговского прудов и приводит нас в южную часть города, старый Полевской. Его центральная улица, до революции называвшаяся Главной, а ныне Ильича, упирается в плотину Казенного пруда.

Для нынешнего подрастающего поколения, мальчишек и девчонок, перечисленные выше названия – Первомайка, Запрудный, Криолитовый, Мыс, а уж тем более Кочевой – уже ничего не говорят. Самих этих поселений уже давным-давно нет, они существуют лишь в памяти тех, кто когда-то там жил. Поселок, в который привезли меня родители еще маленьким, звался Первомайским и находился на правом берегу речки Железенки, напротив всемирно известных Гумешек.

Тогда, во времена моего детства, бросить на землю ржавый ненужный гвоздь или разбитую бутылку считалось грехом. Всякий увидевший такое мог наказать или, того хуже, рассказать родителям (что влекло куда более тяжкие последствия) – ведь бегали-то в основном босиком, могли поранить ногу.

По центральной улице Чкалова (бывшей Эйхеля) шла дорога из тогда еще неизвестного мне Полевского на Криолитовый завод и дальше на Зюзелку. Мимо дороги по одной стороне вытянулся ряд домов, за которыми были мраморные карьеры, один действующий, а другой затопленный, с чистейшей голубой водой. Это и было основное место развлечения детворы. Рядом же находилась лесопилка (она и по сей день служит для заводский потребностей). Именно благодаря полученным на лесопилке стройматериалам и лепились домики из досок, внутри забивались опилом. В те годы в таких «хоромах» ютилось по нескольку семей, в них жили зимой и телята, козлята, куры. Но все равно с любовью вспоминаются те далекие и родные годы.

Помнится, земля не успеет оттаять, высыпает на завалинки вся детвора и замирает под ласковыми солнечными лучами. Хорошо было, когда бабушки и дедушки присаживались рядом с нами и вспоминали прожитые годы, рассказывали про житье-бытье в неведомые для нас времена.

В ту пору старшие строго-настрого наказывали не ходить на Гумешки, за плотинку. Бабушка наша так и говорила: «Не ползайте туда, в Гумешки-то!» Прекрасно запомнились почему-то услышанные когда-то вопли – кого-то нещадно драли в соседнем дворе. Прибежал домой с ужасом в глазах и спрашиваю: «За что так бьют его?» «Как за что? – отвечают. – Чтоб в Гумешки не лазил. Суседи видали там ево, сказали».

Долгое время я считал, что Гумешки – это что-то страшное, как огарковая гора. Жгли на заводе в башенном цехе колчедан да серу горючую, чтоб кислоту получить, а золу на вагонетках вывозили и вываливали ниже плотины, где и была эта страшенная гора. Темная, красно-коричневая, она таила в себе огненный жар, который держался внутри очень долго. Много ребятишек поплатилось за любопытство. Залезут за брошенным противогазом, да и провалятся в пекло. Одногодок мой, Генка Островский, так и остался калекой. Пока добежал до пруда, ноги и сгорели.

Каждый день утром, перед обедом и вечером над заводом раздавался длинный и протяжный гудок. Ватажки ребят или бабушки гуськом с котомочками шли к заводу с едой. Свеженькое да горяченькое лучше, чем всухомятку да кое-как. Настала пора приобщить к этому и меня. Взяла бабушка узелок и пошли мы. Радости моей не было конца. Ведь к тому времени я уже всем уши прожужжал про Гумешки: что это такое?

Осторожно, как всегда, прошли по гудящей (от рвущейся из-под заплота воды) плотине, в которой уже не хватало многих досок, и пошли не как обычно, к заводской бане, а направо. Кончился высоченный забор, и открылась удивительно непривлекательная, даже устрашающая картина: вдаль уходило грязное, коричневое болото, с большущими кочками и кривыми уродками-березками.

«Вот это и есть болото Гумешевское», - пояснила бабушка. Разочарованию моему не было предела. Зачем тогда ребята сюда лазили? Где они тут свинец искали?

На загорочке стояли пыхтящие паровозы. Мощные машины охали и дурманящее пахли машинным маслом. Любуясь паровозами, я стал их обходить, и увидал за ними более интересное и завораживающее зрелище. За ж/д полотном во всем своем великолепии сияла разными цветами огромнейшая глиняная яма. Торчали какие-то столбы, эстакады, срубы. Переливаясь многоцветием глины, яма манила к себе, и я потянул туда отца. Сводил он меня туда по просьбе бабушки и показал шахту возле самой железной дороги, рассказал, что тут добывали медную руду. Этот рассказ мне не помнится, видно, слишком мал был, зато вот другие запомнились навсегда.

Тихими летними вечерами народ иногда собирался на берегу пруда или на высоком крылечке барака, и начинались неспешные воспоминания, от которых в памяти остались красочные обрывки. Один сапожник, мастак рассказывать ребятишкам интересно, поучительно и запоминающеся, говорил, показывая на тот берег реки: «Вот там-ка, у самого, почитай, берега, где баня, две шахты стояло. Когда воду-то подымать стали, залило их. Гумешки-то отседа и пошли. Опосля уж за Змеиной горкой нашли богато место», - и шел рассказ, как добывали медь и золото.

Спустя много-много лет я наткнулся на эту самую Змеиную горку из сказов П.П.Бажова. На ее месте был построен башенный цех. Не одну тонну кислоты, говорят, под землю спустили.

Выше по речке Железенке стояло много зданий. Среди них самым интересным был клуб с нависшей над прудом верандой. Когда там отмечали праздники, музыка так и лилась над водой, Завораживая и унося в иной, недоступный мир. Дальше было здание библиотеки, затем хорошая баня, пожарка и охрана завода и магазин. Тут же располагался небольшой поселок из двухэтажный бараков с больницей и школой. Перевалив Тетеревиную горку, мощенная булыжником дорога уходила отсюда на загадочную Зюзелку.

По рассказам выходило, что Железенка – золотая река. Казалось, сунь руку в воду, зачерпни ладонью песка – и засияют на солнце золотые крупиночки. У последних домов по улице Чкалова, с Мраморной горки, откуда-то из огородов, текла махонькая речушка – запутавшийся в травке ручеек. На ней и состоялись первые мои попытки увидеть это самое удивительное золото.

Была весна. Оттаяли загорочки. Мать-и-мачеха желтизной пыталась соперничать с солнышком. Бабушка, потеряв меня, побежала искать, да и наскочила случайно на берегу. Увидела и говорит: «Смотри, в мокрице-то не утони. Вон кока она глубока по весне. Неровен час, нырнешь туда, напужаешься».

Золота, конечно, никакого я там не нашел, но рассказы о его добыче мне запомнились.

Особенно завораживающе-интересными были рассказы-легенды о кладах, оставленных татарами на Азов-горе. Дескать, еще в стародавние времена, когда только-только еще стали появляться в этих местах русские поселения, жили здесь «татара». Сперва, дескать, жили дружно, а после вражда началась. Ушли они из этих мест, но почти каждую осень возвращались на Азов-гору, проводили праздник и уходили куда-то. На свои обрядовые празднества русских не допускали, делали все тайком. Любопытные, конечно, пытались туда пробраться, но если их ловили, то сильно избивали. Поговаривали, что место, где собирались «татара», было каким-то перевалочным пунктом. После долгое время пытались найти, что они там прятали, но, так и не найдя ничего существенного, сохранили легенды о кладах татарских на Азов-горе.

Самая замечательная легенда такова. Волжский разбойник Степан Разин, когда понял, что не сломать ему царское войско, принял решение собрать и отправить все добытые в боях богатства тайным путем с отрядом по татарской тропе на Азов-камень, и сам хотел уйти следом на свободные земли, взяв с собой всех желающих начать новую жизнь без бояр, попов и других царских лиходеев. Тайным отрядом руководила некая монахиня с большим жизненным опытом и обладавшая непререкаемым авторитетом. В огромных пещерах Азов-горы запрятали они драгоценности и стали ждать вестей с Волги. Не дождавшись добрых вестей, старые казаки перепрятали драгоценности в другое место. Тогда все перессорились: одни стали требовать разделить все по-братски, другие захотели уйти в Сибирь, третьи – вернуться домой, на дыбу да в петлю. Те, кто погорячее да нахрапистее, выбрали нового атамана и пошли вскрывать пещеры с драгоценностями. Началась драка, за сабли вынуждены были взяться и те, кто не хотел связываться. В дикой злости зарубили друг друга, а когда поостыли, ужаснулись содеянному. А монахиня как сквозь землю провалилась. Искали ее, кричали. Привыкли ее матушкой звать, а как на самом деле ее по отцу-матери величать, никто не знал. Похоронили своих побратимов вольных, в глупой драке зарубленных, на берегу реки и позднее поставили там деревянную церковь в память о первопроходцах этих краев, вольных казаках. Видать, и вправду жадность любую воля затмить может.

Вернемся теперь к плотине Казенного пруда в Полевском. В наше время его стали называть почему-то Верхним, забыв о том, что есть еще на 300 м выше Глубочинский пруд.

Название «Казенный» гораздо точнее раскрывает историю создания пруда. До постройки железной дороги река Чусовая являлась основной магистралью, связывающей промышленный Урал с центром страны. На ней были выстроены пристани для спуска барж-коломенок в весеннее время. Самая ближайшая пристань находилась возле Красной Горы. Отсюда многие годы сплавляли медь, железо, мрамор и многое другое. На заводах весной каждый день был на учете, поэтому когда лед на Чусовой долго не таял, приходил приказ открыть шлюзы Полевского пруда, и на этой могучей, но страшной волне и неслись караваны до самой Волги.

Не хотелось бы, чтобы люди забывали исторические, изначальные названия, не переиначивали их бездушными названиями типа Черемушки, Зеленый Бор, Зеленый Лог, Зеленая улица. Даже речка Казенка, давшая рождение городу, тоже стала Зеленой.

С плотиной также связано много легенд и баек, которые мне довелось узнать от замечательного человека – Александра Ивановича Медведева. Увлеченный всеми этими загадками, от пимных дедушек и полуглухих бабушек прослышал я про «мужика-чудака», который по всему околотку собирает всякую всячину старинную – например, чугунные литейные формы, дверцы от печей, кованные железные и бронзовые гвозди удивительных размеров, иконы, книги и многое другое. Некоторые даже считали его странным, не понимали его забот и запугали заранее – мол, неразговорчив, нелюдим.

Но дружба с этим человеком у меня все-таки зародилась. Встречи-беседы с ним были долгими и интересными. Медведев удивительно неповторимо умел изобразить, что помнил из детства, показывал собранные им интереснейшие материалы – старинную фотографию последнего заводовладельца Соломирского, огромный самодельный альбом с родословной владельцев Сысертского горного округа Турчаниновых.

Виктор Яковлевич Романов вот что пишет в своей книге «У Думной горы» об Алексее Федоровиче Турчанинове: «Биография Алексея Турчанинова в какой-то мере сходна с биографией Никиты Демидова. Отметим сразу, что Турчанинов по рождению вовсе не является Турчаниновым. Его родословная такова. В 1700-х гг. среди соликамских промышленников славился богатством предприимчивый купец Михаил Турчанинов. Он принял в дом мальчика-сироту Алексея Федоровича Васильева, уроженца Соликамска… Когда вырос, купец Турчанинов сделал его приказчиком. Когда Алексею Васильеву исполнилось 32, умер Турчанинов (1733 г.). В день брака с дочерью купца Васильев расстался со своей фамилией, приняв фамилию жены и в придачу ее состояние».

Но это, оказывается, не все. Сохранились различные варианты народных легенд о происхождении А.Ф.Турчанинова. Будто был он на самом деле незаконнорожденным царским сыном. Такие дети хоть и увозились с глаз и от молвы людской подале, но на произвол судьбы не бросались, а отдавались на воспитание в хорошие семьи состоятельным и ответственным людям.

Видимо, и рос под присмотром предприимчивого Турчанинова никому неизвестный сирота Васильев. Повзрослев, не одну пару обуви износил он, занимаясь торговлей по всему Уралу. Сметливым глазом увидел, какие богатства лежат вдоль речки Полевой, и, будучи уже хозяином состояния умершего старика Турчанинова, подал прошение Елизавете Петровне с просьбой продать ему эти чахнувшие заводишки. Вот что пишет по этому поводу в своей книге о Полевском А.П.Горюн: «Действительно, после достаточно длительного периода казенного управления, не принесшего ничего, кроме убытков, в 1757 г. Полевской горный округ был передан «на вечное и потомственное пользование титулярному советнику Турчанинову». Впрочем, в то время будущий хозяин округа еще не был не только титулярным советником, но и вообще дворянином. Он принадлежал к купеческому сословию, презираемому при дворе. Почему же именно на него пал монашеский выбор? Ведь среди претендентов были и Демидовы, и Строгановы, и еще несколько знатнейших фамилий. Ответа на этот вопрос мы уже не получим. Сохранившиеся документы не дают на этот счет каких-либо конкретных объяснений. Остаются только предположения…»

Упоминавшийся выше В.Я.Романов, автор четырех книг о Полевском, в своих черновиках оставил такие записи: «Между прочим, Полевской ветеран Алексей Иванович Костоусов рассказал мне слышанную им от отца легенду, что первый владелец Полевских заводов многие годы работал по найму на лошадях под фамилией Устюжанин, будто он родом был из Устюга и Турчаниновым назвался после смерти Турчанинова-тестя…»

Я впервые услышал о Турчанинове как о незаконнорожденном царском отпрыске от Виктора Михайловича Колегова, известного сысертского краеведа, но поначалу пропустил это мимо ушей. Когда же об этом рассказали и полевчане Медведевы, стал искать и другие подтверждения этому. Так, может быть, именно предполагаемое царское происхождение Турчанинова послужило причиной передачи ему округа и дальнейшего его возвышения?

Не только родословная нашего заводчика, но и само основание поселения при речке Полевой окутано туманом веков. Достоверно оно не описано еще ни в одной книге. Обычно приводят такой факт, как взятие Полевского рудника и Гумешек в казну в 1702 г. Но русское освоение относится, видимо, еще к более раннему времени, когда был издан указ о заселении Исетско-Чусовского района «охочими людьми». Хотя пролетели века, память об этом сохранилась. Вот Вадим Андреевич Сафонов в своем историческом романе «Дорога на простор» пишет: «Вспоминая про Волгу и Дон, они давали привычные названия здешним безымянным ярам и холмам: Азов-гора, Думная гора, Казачья». Это о казаках говорится, вынужденных скрываться от карательных царских войск. Потом они двинулись вверх по Каме и Чусовой, расселяясь в неведомых местах.

Александр Иванович тоже припоминал легенду об этом, вычитанную им в какой-то старинной церковной книжке. Дескать, первые поселенцы в наших краях были разбойного роду-племени. Попросив разрешения у татар, понастроили полуземлянок на теплой стороне Барабы-горы (Думной). Жили душа в душу, обучали друг друга разным нужным в жизни вещам. Однажды рано утром услышали они ругань и звон сабель. Побежали и отбили у пришлых разбойников трех старцев. Лиходеи что-то требовали у них. Легенду эту передавали от поколения к поколению, пока не забыли, что же требовали разбойники у немощных стариков. Правда или нет, но первая деревянная церковка и была названа в честь этих трех старцев – Петра, Павла и Ильи.

Деревянную церковь дважды перестраивали. Вторую из них как-то нечаянно сожгли. Первую каменную церковь построили на Долгой Гриве, напротив плотины Казенного пруда. Старики сказывали, что из-за этой церкви споров было много. В то время многие высокие посты занимали иностранцы – пленные шведы, голландцы, поляки, которых всех немтырями, т.е. немцами звали. Эти иностранцы были, в отличие от нашего кандального люда, более сплоченными и культурными, и настояли на своем. Поэтому первый храм и был сделан в каком-то католическом стиле. Он не вынес веса колокольни и рухнул. Заброшенное здание много лет стояло в таком виде, пока не было принято решение его разобрать. Но управляющий завода Баженов, человек чуткой души, предложил восстановить храм. Сквозь ее кирпичные стены пролели квадратные железные прутья и разогрели их. Металл расширился. Тогда на прутья надели круглые шляпы, концы разрубили надвое и развели в разные стороны. Сжимаясь, прутья стянули тело церкви. Так здание было восстановлено.

Когда уже при советской власти церковь переделывали под автовокзал, шляпы зачем-то срезали.

Место для храма было выбрано не случайно. Здесь почти каждый год, начиная с 1702 г., строились на речке плотины и почти в каждую весну их смывало. Когда стали строить более мощную плотину для нужд завода, в теле плотины были сделаны штольни к церкви, чтобы можно было вести наблюдения за состоянием плотины. Меж церковью и плотиной были построены дом священника, зимняя и летняя резиденции заводовладельца, дом для прислуги. На самой плотине стояла сторожка плотинного мастера. Работы у этого человека, назначавшегося на должность самим заводовладельцем, было много. Даже спустя два столетия эти подземные сооружения поражают своей грандиозностью.

Старожилы также рассказывали, будто бы поставили эту первую каменную церковь на старинной дороге, по которой сюда и пришли первопоселенцы. В наши дни дорога находится под водой пруда. На юг от храма уходит под воду каменная коса. Там, возле речки Казенки, на подъеме на Никольскую горку, был перекат. Перевалив через гору, дорога уходила на юг, к Иткулю, в Тельжеутскую волость.

Нет-нет да и раскрывает свои тайны Полевская земля. Например, в 1965 г., когда здание церкви переделывали под автовокзал, было приказано выкопать яму под туалет в восточной части храма (было и такое!). При рытье наткнулись на старинную могилу, в которой находилось много серебряных вещей. Чего греха таить – каждому захотелось что-то на память унести, хотя и просили работники милиции вернуть все вещи.

А как-то играли ребята на куполе под крышей и наткнулись на необычные предметы. Видимо, у кого родители поумнее были, прибрали их и говорить об этом строго-настрого запретили. Парнишка один долго таскал на цепи ножик. Уже после армии, женившись, как-то рассказал жене об этом случае. Она и спросила: «А жива цепочка-то?». Жива оказалась. Съездили в город к специалистам – а она из золота, высшую пробу поставили. Так что не зря, видимо, вся церковь была каелкой-то разворочена. Искали богатства, да, видать, не в тех местах.

А дело вот в чем. Подружившись с Александром Ивановичем Медведевым, я узнал и эту тайну. По всей стране громили церкви, и у нас в 1931 г. взорвали храм Вознесения Господня. В 1941 г. закрыли и церковь Петра и Павла, а затем стали ее грабить, растаскивать церковное имущество. Храм был опечатан, но оттуда исчезли колокола, снятые с колокольни. Сколько ни пытались их найти, ничего не вышло, хотя многие догадывались, что это верующие спрятали и бронзовые фигуры ангелов, стоявшие у входа, да драгоценности, наверное, припрятали до лучших времен.

Поводив меня по всяким знакомым старикам, Медведев и сказал: «Володя, настанет время, прекратятся гонения на веру в Бога. Не доживу я, ты доживешь! Вот и поведай тогда людям о тайне, про которую тебе скажу…»

Люди пытались спасти и спрятать церковную утварь, когда рушили храмы. Доверенные лица последнего батюшки Дергачева решили спрятать до лучших времен самое что ни на есть ценное – колокола. Дороги они, потому что всем миром собирали серебро и золото на их изготовление. По всему церковному округу они считались самыми лучшими, с малиновым звоном. Да и как им было не петь, если весь православный люд – купцы, заводчик, служащие, рудобои, углежоги – все, кто мог, вложили в них свою лепту.

Как поведал старый краевед, в этой тайной работе принимало участие семь человек, четверо из них было из рода Медведевых. Дело было крайне опасным и женщин в него не посвящали ни под каким предлогом. Работали по ночам. Вскрыли пол, землю в корзинах носили на чердак, поднимаясь по винтовой лестнице, к утру пол мыли. И так продолжалось много ночей подряд. Когда работа по укрытию ценностей была позади, началась новая каторга – с верхотуры землю относили вниз, утрамбовывали золой и поливали водой.

Кто только не искал эти драгоценности! Были попытки проникнуть и в подземелья церкви, но там заблаговременно сделали обвалы со стороны плотины и весовой, что была на базарной площади. В 1937 г. весовая была сожжена, а вход в подвалы завалили мусором.

Храм Петра и Павла построен в форме креста. В южной его половине и был спуск в тело плотины, где спрятали колокола. В северной части храма, под столом для отпевания покойных, был спуск в подземный ход, выводивший на базарную площадь.

Всех кладоискателей интересовало только одно – нажива, и никто из них до сокровищ, оставленных потомкам, не добрался.

Ну а теперь расскажу о не менее интересном. В 1960-х гг. делали ремонт тела плотины, в результате которого с нее исчезла отлитая из чугуна табличка с надписью о том, что Полевской медеплавильный завод основан в 1702 г. думным дьяком А.А.Виниусом. Капитальный ее ремонт, к сожалению, так и не был доведен до конца. После этой реконструкции плотины уровень воды в пруду настолько поднялся, что ее, того и гляди, размоет. В старые времена был плотинный мастер, который следил за ее состоянием. В наше время плотина стала, просто говоря, бесхозной. А ведь в ней были штольни, окна, выходившие наверх, - для просушки в летнее время. Сейчас все это завалено грязью, мусором.

Но не все еще пропало. Жив дом – летняя резиденция Турчаниновых. Он и поныне хранит в себе множество загадок. В ограде раньше был странный колодец, в котором на глубине четырех метров рекой бежала вода из пруда под завод. В подвале дома стоят, доживая свой век в безвестности, две печи. Одна из них явно сделана для проплавки руд в небольших количествах. Вторая, находящаяся в центре, очень похожа на большую плавильную печь. Когда туда последний раз спускались для киносъемок, кто-то нечаянно обвалил отсыревший кирпич, и оттуда вывалился маленький, миниатюрный безмен.

Неужели и эта тайна, которую еще можно разгадать, навсегда останется тайной?

 

Владимир СУРЕНКОВ

«Полевской край» Екг, 1998 г., С.106-118